«Людям приходилось потеть, краснеть и оправдываться». С кого Карлин учинял спрос, а с кого — нет

Антон Васильев рассказал amic.ru, что считает бывшего губернатора своим учителем и что до его «простора мышления, эрудиции и управленческого опыта» ему далеко Интервью с председателем бюджетного комитета АКЗС Антоном Васильевым

Бывший представитель губернатора в Законодательном собрании, председатель бюджетного комитета АКЗС и директор юридического института АлтГУ Антон Васильев рассказал amic.ru и Дмитрию Негрееву, что работа в оппозиции была комфортной, но не давала результатов. А еще он вспомнил о своих монархических взглядах, отношениях с бывшим патроном и о том, чем университетская среда отличается от чиновничьей.

— Антон Александрович, у вас в этом году своеобразный политический юбилей. Десять лет назад вы избрались депутатом Барнаульской городской Думы. Как вы тогда приняли решение пойти в депутаты?

— Да, действительно, десять лет уже прошло. А я об этом и не вспомнил. Было желание принимать участие в решении каких-то больших городских и краевых задач. А обстоятельства сложились случайно. Мы тесно общались по теме сотрудничества юридического факультета с краевой администрацией, с кадровым департаментом. Меня посоветовали в качестве эксперта фракции КПРФ в Законодательном собрании. Пригласили во фракцию на собеседование, спросили, есть ли интерес быть на общественных началах экспертом по законопроектной деятельности. Я сказал, конечно, с удовольствием, интересно было бы.

Во фракции посмотрели на мой потенциал, на отзывы, которые я готовил на законопроекты. И в 2012 году Виталий Александрович Сафронов (первый секретарь Алтайского крайкома КПРФ в 1993 — 2006 годах, депутат Государственной Думы и краевого Законодательного собрания нескольких созывов. — прим. ред.) сказал: будут выборы в Барнаульскую городскую Думу, давай мы тебя выдвинем по списку партии и по округу. Я не стал отказываться, хоть в партии и не состоял.

При этом я всегда видел себя юристом-технократом. Вопросы политического характера иногда мешали нормальной работе. Вот, например, переход на правительственную модель, но с совмещением должности губернатора с председателем правительства. Этот вопрос не имеет никакого политического подтекста, он, грубо говоря, управленческий. Можно эти функции разделить и доверить текучку председателю правительства. В Алтайском крае пошли другой дорогой.

— Вы были сторонником разделения должностей?

— Да, это было бы нормально. У губернатора — представительские функции, взаимоотношения с федеральным центром, работа с проектами, деньгами — это сейчас ключевые задачи. А вот вся текущая распорядительная деятельность — на председателе правительства.

Но получилось так, как получилось. Не сказать, что это плохо. Возможно, для Алтайского края это лучший сценарий, потому что при недостатке ресурсов губернатор должен быть посвящен практически во все детали.

— А что вас подвигло пойти в 2016 году на праймериз «Единой России», партии-антагониста КПРФ?

— Мне тогда и Виталий Александрович Сафронов, и первый секретарь крайкома, депутат Госдумы Сергей Иванович Юрченко предлагали баллотироваться в Законодательное собрание от КПРФ. Но я уже тогда видел, что внутри партии есть раздоры и конфликты, она теряет преемственность и утрачивает авторитетных руководителей. Позже это все увидели.

При этом мне не удавалось в общем-то неплохие идеи реализовать, потому что они исходили от оппозиционной силы. То есть, была работа в стол. Яркий пример — проект, который сейчас находит воплощение в виде закона о науке. В 2013 году я разработал проект закона о поддержке молодых ученых. Он зашел в совет по науке при Законодательном собрании. Противником тогда было главное управление экономики и инвестиций, которое курировало науку. Мое выступление поддержали, рекомендовали вынести закон на рассмотрение Заксобрания. Но до конца созыва его не включили в повестку ни одного из заседаний. Сейчас нормы этого проекта вошли в краевой закон о науке, он принят уже в первом чтении. На ноябрь планируется второе чтение.

Да, в оппозиции удобно работать, быть с чем-то несогласным, подвергать критике, не нести никакой ответственности за принятые решения. Но при этом решить никаких проблем ты не можешь.

Еще одна причина похода на праймериз — поступило предложение от «Единой России». Советовал идти от ЕР и ректор АлтГУ Сергей Валентинович Землюков. Я, конечно, долго думал, понимал, что со стороны КПРФ будут обвинения в предательстве, ренегатстве...

— Были такие обвинения?

— Были на уровне обсуждения в крайкоме от людей, которые меня практически не знали. Руководство партии ко мне отнеслось очень уважительно: это твое решение, мы тебя понимаем. К тому же, не будучи членом партии, я не был связан какими-то идеологическими установками, обязательствами.

Я свою миссию видел в улучшении регионального законодательства. И не важно, от какой политической силы это исходило, лишь бы это работало.

— Известно, что в депутаты вы тогда не прошли. Но вскоре вас назначили представителем губернатора в Законодательном собрании. Расскажите, как это было.

— Насколько я понимаю, введение этой должности было подготовлено сложившейся ситуацией, взаимодействием администрации с Законодательным собранием. За это взаимодействие отвечал вице-губернатор Виталий Владимирович Снесарь, но, учитывая объем его полномочий и его загрузку, не хватало какой-то персоналии, которая бы обеспечивала взаимодействие с юридической стороны.

— Как вы считаете, почему выбор пал на вас?

— Я думаю, Александр Богданович Карлин (губернатор Алтайского края в 2005 — 2018 годах. — прим. ред.) с Виталием Владимировичем смотрели варианты. Результаты выборов сложились так, что я не прошел в депутаты по списку «Единой России», но мандат мог мне быть передан. Такой разговор был. Я уже готовился работать, как сейчас, в комитете по бюджету заместителем председателя.

Но потом, видимо, Александр Богданович принял другое решение. Сначала со мной переговорил Виталий Владимирович, дал время на обдумывание, сказал: решение только за тобой, никаких «черных шаров» не будет. Когда я все для себя решил, был разговор с Александром Богдановичем.

— Как вы себя чувствовали в Законодательном собрании? 68 зубров-депутатов со своими амбициями и мотивами плюс аппарат, который прошел и Крым, и рым и переварил не один депутатский созыв.

— Мандража не было. Многих депутатов из разных фракций я знал лично. И нормальные личные отношения помогли сформировать отношения профессиональные. Я всегда мог посоветоваться и с первым лицом, и с вице-губернатором, а в Законодательном собрании поставил себя так, чтобы не превратиться в инструмент депутатского корпуса. Модель может сработать по-разному. В этой должности ведь можно стать и приводным ремнем Законодательного собрания — транслировать волю, покоряться, соглашаться. А можно отстаивать интересы исполнительной власти. И это правильно, потому что моим руководителем был губернатор.

У меня были хорошие отношения со всеми фракциями. С Александром Молотовым из «Справедливой России» нас связывала учеба и работа на одном факультете. Он даже был моим преподавателем, читал курс конституционной юстиции. Было взаимопонимание, чисто юридическое понимание вопросов. Большинство фракции КПРФ я лично знал. Они по многим вопросам ко мне обращались, и депутаты из нынешнего созыва тоже обращаются. В ЛДПР с Владимиром Семеновым удалось выстроить хорошие отношения, и до сих пор они сохраняются. С «Единой Россией» — понятно. С большинством был знаком. Сейчас отношения вышли на новый уровень.

Был интересный момент. Ко мне активно стали обращаться журналисты, и я спросил руководителей: «А я могу комментировать?» Было сказано: «Ты — можешь. Ты же наши принципиальные позиции понимаешь? Конечно. Ну вот, исходишь из них».

Я знаю, что в силу разных причин это доверялось не всем. Учитывались владение языком, уверенность, открытость.

— Как работалось с Карлиным?

— Я был много наслышан, что с ним не просто работать из-за его характера, особого спроса с подчиненных. Но у нас как-то сразу сложились отношения, потому что всегда были темы для разговоров, не только связанные с работой. Обсуждали чисто юридические проблемы, книги. Для меня он — учитель. До его простора мышления, эрудиции, управленческого опыта далеко-далеко идти.

Я видел на разных и открытых, и закрытых заседаниях, как людям приходилось потеть, краснеть, оправдываться. В моем случае не было такого. Может быть, я не успел получить этот опыт. Диалог между нами был выстроен как-то уважительно, по-отцовски со стороны губернатора.

— У многих было ощущение, что Карлин в вас прямо влюбился во время избирательной кампании 2016 года. Видимо, для него имело серьезное значение, что вы тогда уже были доктором юридических наук.

— Может быть. Практически у нас не было каких-то площадок для разговоров тет-а-тет. Я никогда на любые темы, как с вами, с ним не разговаривал. Но мне говорили, что я хожу в любимчиках. Я говорю: с чего вы взяли? Ну, мы знаем.

Мне неудобно это обсуждать. Но приятно, что есть какое-то личное отношение Александра Богдановича. Оно до сих пор сохраняется. Мы общаемся, когда я бываю в Москве, и когда он приезжает в Барнаул. Недавно подарил мне свой трехтомник. Поздравляем друга с праздниками, с днем рождения. 23 августа он мне позвонил, было очень приятно.

— Вы с ним когда-нибудь обсуждали состав краевого парламента?

— Да, у него была своя модель. Он хотел бы видеть там представителей всех профессиональных и социальных групп. Хорошо бы, если бы были учителя, представители высшей школы и науки, рабочие и так далее. Я знаю, что он очень симпатизировал Талдыкину (Максим Талдыкин — депутат Законодательного собрания седьмого созыва от КПРФ, был руководителем фракции КПРФ после смещения с этого поста Марии Прусаковой. — Ред.), потому что он был из машинистов, из людей труда. Говорил: парня бы посмотреть, может быть, даже где-то подвигать в политическом плане.

Мне такая модель импонировала. Парламент может быть организован совершенно по-разному. Там могут быть представители корпоративно-групповых интересов, и тогда это беда. Мы никогда не увидим решений, которые созвучны интересам общества. А когда в парламент заходят люди от профессиональных сообществ и транслируют их интересы — это нормально. Например, учитель транслирует министру финансов, что недофинансируются расходы на условные мел и тряпки. Министр должен с этой темой поработать, посчитать, подумать.

— Сейчас же не такой парламент?

— Он в этот раз очень странно, мягко говоря, сложился. Есть разные позиции: «случайные люди», «статистическая ошибка», «результат политических манипуляций». Но чем обеспечен этот результат? Выражением мнения людей. Он, возможно, не был спрогнозирован ни руководством региона, ни партией власти. Он такой, какой есть. И с этим надо жить и работать.

Есть мастодонты с большим политическим весом — руководители фракций и комитетов. А есть проблема не всегда должного профессионального и культурного уровня части депутатов. Я не помню, чтобы в прошлом созыве выносились вопросы на комиссию по этике. А сейчас это актуальная проблема. Насколько я понимаю, уже по трем персонам идет разговор.

— Антон Александрович, я где-то читал, что вы монархист. Действительно?

— Можно так сказать. С одной стороны, это сфера моих научных интересов. С другой стороны, определенные убеждения. Речь идет об исторически определенной для России форме правления. Когда мы стали другими, страна пришла к развалу. Образ сакральной, харизматичной личности и сейчас используется. И те только в России, на постсоветском пространстве.

— Как вы считаете, в России возможен возврат к монархии?

— Наверное, в чистом виде нет. Передача престола по наследству — это, наверное, вряд ли. Есть семья Романовых. Замкнуть историческое время и вернуться к ней? Вряд ли. Возникает вопрос по поводу религиозности. Любая монархия должна держаться на господствующей вере. Убежденности в том, что люди сегодня в полной мере православные, у меня нет.

Возможно, видимо, восстановление определенных черт: сильная власть, не связанная ни с какими социальными группами или профессиональными сообществами, тем более теми, которые могли бы экономически повлиять на принятие решений. Конечно, это идеальная модель, в чистом виде ее не бывает.

— Вы — юрист — стали председателем бюджетного комитета Законодательного собрания. Для этой работы нужна специальная подготовка?

— Мне кажется, больше нужен профессиональный и управленческий опыт. В конечном итоге, любые финансовые и экономические вопросы протекают в правовых формах. Есть специальная область законодательства — финансовое право. Благо, что я к нему всегда с уважением относился и изучал. В свое время, кстати, получил дополнительное экономическое образование в Высшей школе экономики.

Плюс наложился определенный опыт. Когда я был представителем губернатора в Заксобрании, работал с минфином по сопровождению бюджета, с министерством имущества по вопросам приватизации. Еще был опыт работы в городской Думе.

Как директор юридического института я занимаюсь и экономическими вопросами. У нас есть внебюджетный набор, по которому поступают средства, и по смете они используются на финансирование института. Ежегодно мы зарабатываем порядка 180 миллионов рублей. Для Алтайского края это достаточно приличная сумма.

— Есть такое устоявшееся мнение, что из факультетов сделали институты только для того, чтобы не избирать деканов, а ректору своей властью назначать директоров. Или институты сделали для чего-то другого?

— Вообще, да. Я бы сказал, это такой общероссийский тренд, попытка централизовать управление вузов. Исключение составили только МГУ и СПбГУ, они оставили факультеты. У них автономия полнейшая.

У нас логика такая. Поскольку задачи в виде показателей по нацпроектам спускаются сверху, то нужно так их доводить до реализации, чтобы все звенья были полностью вписаны в вертикаль. Чтобы внизу не было попыток саботажа и увиливания. Декан избирается и контролируется преподавателями. И ректору нужно с этим мириться. А директор проводит волю руководства вуза. Но зная свой юридический факультет, а теперь уже институт, я прекрасно понимал, что я не появился бы здесь, если бы меня не поддержали. Здесь такой по потенциалу и собственному мнению педагогический состав, который не потерпит чужака.

Хотя с определенной стороны это тяжело — руководить людьми, у которых ты учился. Приходится иногда обсуждать вопросы дисциплины, наводить порядок, но что делать? Мне, правда, говорят, что я слишком мягок, но я в такой среде нахожусь. В университете не заработают механизмы, которые работают в чиновничьей среде.

ИА Амител